1. ИССЛЕДОВАНИЯ БЮДЖЕТОВ ВРЕМЕНИ
В РОССИИ: ПРЕДЫСТОРИЯ

Общепризнано, что первые в мире достаточно крупные обследования бюджетов времени проведены в 1922–1923 гг. в
Советской России среди рабочих и крестьян под руководством С.Г. Струмилина. Им же сделана первая попытка фиксирования и анализа изменений в использовании времени.

В данном разделе рассматриваются работы, предшествовавшие этим обследованиям, прямо или косвенно ставшие их исходной базой.

1.1. Показатели времени в российских статистико-исследовательских программах XIX века

В России первые попытки использования показателей времени в социально-экономических описаниях территориальных общностей были предприняты Д.П. Журавским и Н.И. Зибером. Первой «ласточкой» можно считать работу Д.П. Журавского [1]. В ней в числе 12 разделов был и «Народный труд и производительность». Программа предназначалась для описания уездов и губерний. Первым опытом такого описания историк «оценочной» статистики А.А. Русов считал в [2, с. 12] книгу Н.Н. Романова, вышедшую в Вятке в 1874 г., «Исследование земских раскладов Вятской губернии (об имуществе и способах ее оценки)».

«Одним из главных источников при составлении практических программ нарождавшейся в 70-80-х гг. XIX в. земской статистики» [3, с. 573] была работа «первого русского теоретика марксизма» [4, с. 4] (и практика, если иметь в виду научно-прикладную сторону марксизма – В. А.) профессора Киевского университета Н.И. Зибера «Опыт программы для собирания статистико-экономических сведений». Работа была опубликована в 1873 и 1875 гг. и разослана Российским Географическим обществом в управы и другие учреждения.

То, что впервые программа экономико-социологического статистического исследования, сбора данных была составлена марксистом, является символичным фактом. К. Маркс как один из основоположников мировой социологии пытался понять и объяснить реальные социальные процессы, выделить в них объективную сторону и социальных субъектов с их интересами, мотивацией. Поэтому именно марксисты оказались среди пионеров эмпирического направления в социологии, потребителями конкретных данных социального характера, их аналитиками и реализаторами.

В центре программы Н.И. Зибера стоит потребление и производство. В отличие от работ западных исследователей Ф.Ле Пле, Э. Энгеля и др., он очень большое внимание обращает на затраты труда. Видимо, в программе Н.И. Зибера в полной мере сказалось влияние К. Маркса, поставившего труд, рабочее время, а потом и  свободное время на одно из первых мест в своем анализе современного капиталистического общества, его экономики и перспектив.

Можно выделить три основных аспекта использования показателей времени в программе Н.И. Зибера. Во-первых, это время производства, необходимого для жизни и труда, прежде всего пищи, одежды, жилья и орудий труда. Во-вторых, это степень потребления произведенного, т.е. доля «эффективного» в определенном смысле времени. В-третьих, это распределение времени труда по группам населения территориальных общностей, выделенным по таким признакам, как пол, возраст, национальность, образование, сословие.

Первый раздел программы (42 вопроса, в основном комбинированных) относился к «численности, возрастам, полу, семейному состоянию, национальности, сословиям и образованию» [3, с. 577]. Частично они использовались в дальнейшем в работах по изучению сельского населения губерний и переписях населения.

Второй раздел программы относился к производству и потреблению. Выделим вопросы первого подраздела, которые прямо или косвенно требовали использования временных показателей. Частично количественная сторона производства и потребления описывается через характер труда и потребления: «в одиночку, семьей или обществом», под которым имеется в виду хозяин с рабочими, артель, сельская община. А также через «последовательное» (по временам года, месяцам, неделям, часам дня) или «одновременное» распределение непосредственного и опосредованного труда определенного числа работников с указанием их пола, возраста, национальности, сословия. Также описывается и распределение основных видов «прямого» или «косвенного» потребления.

Второй подраздел посвящен количественному учету размеров производства и потребления. В нем требуется указать «сколько рабочих дней и сколько рабочих часов (подчеркнуто мной – В. А.)» расходуется, например, на «производство и ремонт всех находящихся в пределах данной хозяйственной единицы» средств производства пищи, причем в разрезе основных социально-демографических групп (по полу, возрасту, национальности и сословию). С этим вопросом соотносится другой – «сколько времени – месяцев, лет – служат произведенные или купленные (с указанием цены) средства производства?» [3, с. 583].

Другие «пары» временных показателей касаются средств производства одежды и обуви, предметов для удовлетворения эстетических и других потребностей (кроме пищи, одежды, жилья, передвижения). Все эти данные служат описанию косвенного производства и потребления.

Аналогично описывается и «прямое, непосредственное» производство и потребление с выделением пищи и напитков, одежды и обуви, жилища и мебели, перевозок и передвижений, предметов искусства и роскоши.

Из девяти дополнительных вопросов к программе три первых также относятся к фонду времени: количество рабочих дней в году, дней болезни, рабочих дней, расходуемых на «отбывание всевозможных натуральных и денежных повинностей» [3, с. 590].

Н.И. Зибер относил свою программу, учитывая расшифровки вопросов, прежде всего к сельскому населению, которое даже в 1897 г. составляло 85% всего населения России [5, с.7].

Программа сыграла важную роль в формировании и развитии методики и практики бюджетных обследований сельских семей, в распространении социально-экономического подхода среди членов представительных органов и работников управления.

Даже если нет прямого мостика от зиберовской программы к обследованиям крестьянских семей, есть продолжение и практическое использование ряда элементов этой программы. Ибо получить достаточно конкретное представление о территориальной общности можно было лишь изучив некоторую совокупность населения как субъекта этой общности.

Но как отмечал А.А. Русов, уже в 1915 г. эта программа «не была и до настоящего времени (мы можем отнести это и к началу ХХI века – В. А.) нигде не применена к изучению экономических отношений несмотря на ее теоретические достоинства, не оставлявшие желать ничего лучшего» [2, с. 19]. Эту программу можно оценить как поистине фундаментальную предтечу предплановых разработок на уровне предприятий, городов, районов, теории и практики социально-экономического планирования в 60–80-е гг. прошлого века, экспериментальных расчетов баланса совокупного фонда времени территориальной общности [6, 7]. Хотя никто из участников этих исследований, предплановых разработок не знал тогда о существовании программы Н.И. Зибера.

1.2. Бюджетные исследования крестьянских
и рабочих семей

Другим направлением социально-экономических статистических исследований, где учитывалось использование времени, были обследования бюджетов крестьянских и рабочих семей. Это направление получило определенное развитие в Западной Европе, а одним из зачинателей таких работ был французский экономист и социолог Ф. Ле Пле. Объектом были семьи рабочих, предметом – их доходы и расходы, т.е. семья рассматривалась как потребительская ячейка. Одним из разделов исследования Ф. Ле Пле был «обзор основного распорядка домашнего дня, т.е. времени и способа питания» [8, с. 6], что было весьма важным косвенным показателем использования всего времени.

Попытки представить историю российских и зарубежных бюджетных исследований предпринимались неоднократно. Здесь особенно большой вклад сделали Ф.А. Щербина [9], А.В. Чаянов и Г.А. Студенский [8], И.Я. Матюха [10]. В России главным объектом таких обследований стали крестьянские семьи. В нашу задачу входит рассмотрение лишь одного аспекта этих исследований – учета затрат труда в семейном хозяйстве.

1.2.1. Бюджеты крестьянских семей

«Создателем бюджетного метода исследования русского крестьянского хозяйства» известный статистик А.А. Кауфман, проводивший такие работы в Сибири в конце 80-х – начале 90-х гг. XIX века, считал Ф.А. Щербину [11, с. 340]. В своей фундаментальной работе [12] Ф.А. Щербина не затрагивает трудовых затрат, однако он делает важный шаг в этом направлении, учитывая расходы не только на потребление, но и на ведение хозяйства семьи. Он также дает, по существу, одну из первых, если не первую, «иерархию» потребностей сельской семьи. В российской статистике был сделан важный шаг от семьи к семейному хозяйству, от потребительского бюджета к бюджету производственному, совершенно естественно приведшему и к необходимости учета затрат труда с помощью временных показателей. Еще в 1877 г. известный географ и статистик П.П. Семенов-Тян-Шанский собрал данные о 20 поземельных общинах, в том числе данные об  «использовании рабочей силы в крестьянском хозяйстве» [10, с. 154–155]. Первой основательной попыткой учета затрат труда считается обследование в Калужской губернии в 1896 г. Обследование А. Пошехонова (в Козельском уезде) [13] открывало «особое направление бюджетной статистики», «оно содержало ряд элементов, совершенно неизвестных предыдущим работам и только значительно позднее получивших общее признание» [8, с. 30]. Прежде всего речь шла о «попытке произвести учет труда, затрачиваемого хозяйствующей семьей», в том числе в отраслях крестьянского хозяйства и по видам основных работ [там же].

Постепенно круг затрагиваемых учетом затрат труда расширяется за счет всех участвующих в ведении крестьянского хозяйства членов семьи, родственников, лиц, привлекаемых на наемной основе для выполнения трудоемких и сезонных работ, а также за счет учета времени трудового использования лошадей.

Показатели времени были одним из главных аргументов в объяснении устойчивости мелкого крестьянского хозяйства, в том числе, и при развивающихся крупных капиталистических сельскохозяйственных предприятиях. К. Каутский пытался объяснить этот феномен в своей работе «Аграрный вопрос» (1899 г.). Он писал: «Как бы нерационально ни было его (крестьянина – В. А.) парцелльное хозяйство, к какой бы растрате сил оно ни вело, он держится за него прочно, точно так же, как его жена держится за ее убогое домашнее хозяйство, которое точно также дает при громаднейшей затрате рабочей силы бесконечно жалкие результаты, но которое представляет из себя единственную область, где она не подчинена чужой воле и свободна от эксплуатации» (цитируется по [14, с. 116]). К. Каутский приводит факты, доказывающие «чрезмерный труд и недостаточное потребление в мелком производстве» [там же, с. 119], т.е. что «некоторый избыток происходил не из полных закромов, а из пустого желудка» [там же, с. 122]. С.Н. Булгаков написал очень критическую статью о труде К. Каутского, в защиту которого и с опровержением доводов С.Н. Булгакова о причинах устойчивости мелкого сельского хозяйства выступил В.И. Ленин. В ответ на замечание С.Н. Булгакова, что «мелкий крестьянин, даже при желании, не может работать больше, чем того требует поле», он называет это ограничение работой только в поле, «неверной и утрированной абстракцией» [там же, с. 120]. «Мелкий крестьянин может работать и работает по 14, а не по 12 часов, может работать и работает с той сверхнормальной напряженностью, которая изматывает его нервы и мускулы гораздо быстрее нормального». И не только в  поле. «Крестьянин работает также и в домашнем хозяйстве, работает над постройкой и ремонтом избы, хлева, орудий и пр.», за что «наемный рабочий в крупном хозяйстве потребует оплаты... Перерабатывание для крестьянина поставлено в несравненно более широкие пределы, чем для мелкого промышленника» [там же, с. 121]. Кроме того, и в поле крестьянин работает не один, ему помогают жена, дети, «потребляя намного меньше поденщиков». Семья также строит или обустраивает жилье, жена шьет на всю семью и т.д. [там же, с. 123].

В целом мнение С.Н. Булгакова об «устойчивости» и «жизнеспособности» мелкого крестьянского хозяйства в определенной его форме можно было принять, но доказательства этого и критика анализа, доводов К. Каутского носили «вневременной» в буквальном и переносном смысле характер. В этой полемике В.И. Ленина и С.Н. Булгакова отчетливо видна роль показа-телей времени при анализе деятельности крестьянской семьи. В.И. Ленин исходит из времени всего труда крестьянина и, более того, из совокупного времени труда всей семьи, а не только ее главы. Благодаря этому, политик с социологическим подходом к крестьянину, его семье (В.И. Ленин) дает более верную, чем экономист с политическим уклоном (С.Н. Булгаков) оценку повседневности крестьянской семьи, выходя собственно на семью как первичную социальную систему, действующую по своим принципам, отличающимся от тех, которые определяют функционирование капиталистических сельхозпредприятий.

Наиболее полно методика учета затрат труда в крестьянском хозяйстве, с выделением основных видов работ, была разработана и реализована при обследовании в Вельском уезде Вологодской губернии в 1909 г. [15]. Вологодское обследование, по мнению А.В. Чаянова, можно считать «полностью законченным», что придает ему «характер классического образца работ этого рода, выполненного во всеоружии всех предыдущих исследований» [16, с. 37].

Высоко оценивал вологодское обследование и С.Н. Прокопович, уже в 20-е годы используя данные по хозяйствам для корреляционного анализа связи трудозатрат с другими характеристиками хозяйств и подчеркивая, что это единственное российское обследование, в котором получены фактические данные о фактических затратах труда [17]. (А.В. Чаянов, например, при обследовании в Старобельском уезде использовал данные о предполагаемых затратах труда [18].)

А.В. Чаянов и А.Н. Челинцев [19] в своих обследованиях пользовались при учете труда числом дней работы каждого члена семьи в каждой «отрасли» хозяйства. Широкое применение нашли и коэффициенты, приводящие труд женщин, детей к труду взрослого мужчины. Отсутствие же данных о затратах труда
не позволяло анализировать доходность и выгодность основных отраслей крестьянского хозяйства. Поэтому А.В. Чаянов еще в 1910 г. пытался учитывать затраты труда и поденную оплату для расчета стоимости производства льна [20].

Таким образом, на уровне крестьянского хозяйства как первичной социальной системы постепенно наполнялась структура экономической, демографическо-социальной информации, которая была предложена в программе Н.И. Зибера.

Только в послереволюционный период «реальный учет труда и …его оценки стали совершенно обязательной принадлежностью всякой бюджетной разработки» [16, с. 250]. В первом послереволюционном обследовании крестьянских хозяйств (1919 г.), впервые проведенном государственным Центральным статистическим управлением (ЦСУ), учитывались трудовые затраты в днях работников и полуработников (отдельно мужчин и женщин) и детей, основные виды затрат в сельском хозяйстве [16, с. 46]. В дальнейшем дело дошло не только до обследования бюджета времени членов семьи, но и до баланса времени труда семьи, включая работу лошадей [21]. Используя и анализируя опыт обследований крестьянских хозяйств, учитывая возможности временных показателей при оценке эффективности структуры хозяйства, затрат труда, степени трудонапряженности, рациональности ведения хозяйства, Г.А. Студенский и А.В. Чаянов разработали методику и формы учета затрат труда (в днях и часах) в крестьянском хозяйстве, включая труд наемных работников, применение лошадей и труд членов семьи вне крестьянского хозяйства, с выделением основных видов работ в поле, с животными и по дому. Все это рекомендовалось использовать при разработке и реализации организационного плана хозяйства [16, 22]. Однако эти методики не были реализованы, так как началась коллективизация и основная часть крестьянского труда стала приходиться на коллективное хозяйство.

1.2.2. Бюджеты рабочих семей

В дореволюционной России в 1907–1913 гг. было проведено шесть выборочных обследований семейных бюджетов рабочих промышленности [10, с. 174], но ни в одном из них затраты даже на труд не фиксировались. (Отметим, что в 1880 г. К. Маркс [23], а в 1894–1895 гг. В.И. Ленин [24] подготовили анкеты для рабочих, в которых значительное место занимали вопросы о продолжительности рабочего дня, недели, года и ряде других сторон труда.) Например, в обследовании петербургских рабочих в феврале–марте 1908 г. (в обработку поступило 632 анкеты из 1016 полученных, всего было роздано 6 тыс. анкет) рабочего времени касалось два вопроса: о количестве месяцев сезонной работы и количестве месяцев, когда имеют заработок другие члены семьи [25, с 3]. Не было вопросов о затратах времени в обследовании рабочих текстильной промышленности в 1908 г., хотя на основе полученных данных М.Н. Давидович сделал вывод, что неработающая по найму женщина более выгодна семье, чем работающая, ибо своим домашним трудом обеспечивает весь быт семьи [26].

Наиболее подготовленное, хорошо организованное обследование проведено в 1908 г. в Баку под руководством активного деятеля РСДРП М.А. Стопани. Это обследование было отмечено двумя почетными дипломами на Российской выставке в Санкт-Петербурге в 1913 г. за само обследование и за обработку данных. Хотя в анкете практически отсутствовали вопросы об использовании времени, в том числе рабочего, была проведена специальная работа по учету продолжительности рабочего времени, разного рода неявок через особых регистраторов от администрации промышленных предприятий. (Не зная, к сожалению, этого опыта, мы провели очень похожее годовое наблюдение использования целодневного фонда рабочего времени, отпусков работников предприятий промышленности, организаций, учреждений других отраслей хозяйства в ходе нашего исследования в г. Рубцовске в 1971–1972 гг. [27].) Учитывалось рабочее время работающих в одну, две и более смен, как чистое за вычетом всех положенных и других (неоплачиваемых) перерывов, так и время «от свистка да свистка» [28, с. 47]. В работе приводится средняя продолжительность чистого рабочего времени (дневного, недельного и годового) рабочих и служащих Бакинского нефтепромышленного района [там же, с. 116–117].

В первых послереволюционных обследованиях затратам времени уделялось уже большее внимание. Как пишет С.Г. Струмилин, «мы сочли необходимым пополнить эту программу (бюджетов доходов и расходов – В. А.) учетом всех трудовых и нетрудовых затрат времени в обиходе рабочей семьи» [29, с. 270]. И в декабре 1922 г. в ходе бюджетного обследования на отдельном бланке «был включен вопрос о распределении времени всех членов семьи рабочего возраста» [там же, с. 271].

1.3. Первые обследования бюджетов времени
в обзорных публикациях

Нами просмотрен ряд работ, содержащих хотя бы краткие сведения о начальном этапе эмпирических исследований использования времени с применением бюджетно-временного метода [30–37]. Так мы называем метод, который предполагает ретроспективный опрос об использовании фонда времени в течение предшествующих суток или саморегистрацию использования времени в течение одних или нескольких суток или недели.

Из просмотра можно сделать два вывода.

Во-первых, почти во всех обзорах отсчет обследований бюджетов времени начинается с обследований, проведенных под руководством С.Г. Струмилина в Советской России в первой половине 20-х гг. прошлого века

Во-вторых, есть два упоминания, не считая повторяющихся в других работах, о более раннем американском опыте: исследовании Д.Э. Бэванса под руководством Ф. Гиддингса [38], рассматриваемое в [32], и «опыт Гиддингса», упоминаемый в [39].

1.4. Непосредственные предшественники
обследований бюджетов времени

1.4.1. Исследование на Бестужевских курсах

Считаю, что одним из мостиков между обследованиями доходов-расходов и бюджетов времени было обследование, проведенное осенью 1909 г. в Высших женских (Бестужевских) курсах в Санкт-Петербурге под руководством известного русского статистика А.А. Кауфмана, который в конце 1880-х – начале 1890-х гг. лично опросил большое количество сибирских крестьян в рамках бюджетных обследований. Методика, организация и результаты этого исследования описаны в трех основных публикациях [40–42]. На «след» я попал, с помощью библиографии, составленной ведущим советским исследователем бюджетов времени студентов и преподавателей Ю.И. Леонавичюсом [43].

Можно сказать, что в этом исследовании нашла свое социологическое продолжение практика изучения крестьянских хозяйств (отметим еще, что вологодское обследование с наиболее полным и дифференцированным учетом труда в крестьянском хозяйстве по времени совпало с питерским обследованием).

А.А. Кауфман придавал очень большое значение использованию времени в изучении учебной деятельности, быта, досуга учащихся. «Статистически учесть, как курсистки занимаются, можно, очевидно, по одному лишь признаку – по количеству времени отдаваемому занятиям» [42, с. 491]. А.А. Кауфман называет это время «рабочим» [там же, с. 492]. Анализируя различия в продолжительности этого рабочего времени, А.А. Кауфман отмечает, что живущие на заработок, т.е. имеющие и «классическое» рабочее время, больше времени уделяют и учебе, делая вывод, что эти курсистки «более энергичны и трудоспособны», «более заинтересованы в том, чтобы не засиживаться на курсах» [там же, с. 493].

Методика и программа опроса разрабатывались в рамках статистического семинара самими слушательницами. Ими же проведен опрос, обработаны полученные анкеты и описаны результаты их анализа, т.е. группа слушательниц прошла все этапы одного конкретного обследования. По тогдашней терминологии оно называлось «статистическим», «анкетой», «переписью», а порогом перехода в социологическое, как можно понять из некоторых замечаний руководителя опроса, были вопросы «религиозные, половые, мировозренческие», выход в область «политических симпатий» [41, с. X].

Анкета включала 84 вопроса. Непосредственно использования времен касались два вопроса. В первом разделе «Материальное положение» это был вопрос № 25 «Если заработок регулярный, то сколько часов в неделю вы затрачиваете (включая проезд)?» [там же, с. XV]. Во втором разделе «Научная работа и духовные интересы» – вопрос № 57 «Сколько в среднем (исключая время усиленной подготовки к экзаменам) часов в неделю затрачиваете на посещение лекций__, семинаров__, лабораторий__» [там же, с. XVII]. Данные анкет о затратах времени на работу и  учебу весьма активно использовались в анализе, в том числе в разрезе факультетов, курсов.

В анкету была включена также группа вопросов о частоте посещений «необязательных лекций, семинаров, лабораторий и публичных лекций» (№ 59), «научных, литературных и т.п. обществ» (№ 64), экскурсий, посещений театра. Вопросы № 77–79 касались других занятий в свободное время: «обучения искусствам», занятий «гимнастикой и другими (какими именно? ) видами спорта», «участия в спортивных обществах, кружках», а  также посещения факультетских курсовых сходок (№ 80) [там же, с. XX]. Очень важно, что в предлагаемый в анкете небольшой перечень причин непосещений был включен вариант ответа: «отсутствие времени», «недостаток времени» [там же, с. XX].

Предполагаю в качестве гипотезы, что этот опыт послужил одним из толчков для будущего профессора А.А. Любищева начать с 1 января 1916 г. ежедневный учет своего времени, расходуемого на наиболее важные и другие дела. А потом постоянно совершенствовать эту практику путем подведения итогов и их анализа за месяц, год и составления на этой основе планов соответствующего временного диапазона.

К сожалению, не удалось найти в Санкт-Петербургском отделении Архива РАН, где хранятся тома этого уникального учета-анализа-планирования использования времени, самой первой книги. А я надеялся обнаружить в ней упоминания о том, что все-таки подтолкнуло А. Любищева начать такой беспрецедентный опыт. И теперь лишь предполагаю, что работа на высших женских (Бестужевских) курсах в 1913–1914 гг., вероятное знакомство с известным статистиком А.А. Кауфманом, работавшим там же, и с описанием методики и результатов опроса слушательниц курсов были важным, если не решающим толчком для практики, продолжавшейся всю дальнейшую жизнь этого ученого-эн-циклопедиста (56 лет). Главным результатом такой практики, стало осознание достаточности времени, его емкости и ценности, сформировавшееся «чувство времени». Все это делало А. Любищева свободным во времени, снимало его гнет.

Нет необходимости излагать здесь этот опыт ни в его методической, ни в его содержательно-результативной части. Он прекрасно описан в повести Д. Гранина [44], которую можно оценить как настоящее научное исследование уникальной человеческой практики. Публикация «Этой странной жизни» вызвала мощный поток откликов как в прессе [45], так и непосредственно автору повести, что он отметил, отвечая на вопрос после его выступления в Новосибирском академгородке. Остается только пожелать читателям поближе познакомиться с этим исследованием. И если это знакомство не подвигнет на повторение опыта А. Любищева, то, несомненно, оставит в читателе позитивные последствия.

1.4.2. Программа П.А.Сорокина

31 мая 1920 г. на заседании ученого совета Института по изучению мозга и психической деятельности П.А. Сорокин сделал доклад на тему: «Предмет рефлексологии социальных групп, ее методика и задачи», а 10 октября того же года представил «Программу исследований профессиональных групп и профессиональных деформаций». По результатам обсуждения было принято решение о создании специальной лаборатории по изучению рефлексологии социальных групп. Вскоре она была создана в составе заведующего (П.А. Сорокин) и лаборанта [46].

В статье [47], подготовленной П.А. Сорокиным на основе двух сделанных докладов, для нас особый интерес представляют два фрагмента. Автор приводит перечень «сторон поведения людей», которые «исчерпывают почти все поведение и весь образ жизни индивида» [там же, с. 414]. И первым в перечне называет «бюджет времени человека». В проекте анкеты этому соответствует «обычное препровождение рабочих и праздничных суток» с отметкой «регулярности и нерегулярности рядом с бюджетом суток» [там же, с. 424]. В статье нет никаких упоминаний о каком-либо опыте изучения бюджетов времени в России или за рубежом, об употреблении кем-либо термина «бюджет времени», хотя известна высокая эрудиция П.А. Сорокина, прекрасное знание зарубежной, особенно американской, социологической литературы.

Попытка проведения по разработанной программе эмпирического обследования была предпринята П.А. Сорокиным, видимо, в 1921 г. В одной из статей, опубликованной в конце 1922 г., он пишет, что при помощи слушателей своего социологического семинара при Петроградском университете провел «два важных, но кропотливых исследования: 1) по бюджетам времени (систематическая запись по определенной программе расходов суточного времени, предполагаемого и фактического, с разной степенью детализации: от 3 до 15 минут); 2) по социальной перегруппировке населения Петрограда (анкетный метод). По той и другой теме собран уже большой материал, начата была его обработка, но высылка прервала ее» [48, с. 417]. П.А. Сорокин выделил обследование бюджетов времени как самостоятельную работу, хотя в упомянутой выше программе речь шла о бюджете времени как методе изучения профессиональных групп. В этом кратком замечании четко обозначен именно бюджет времени, а не какая-то форма анкетного опроса об использовании времени. Теперь стало понятно, какую свою работу в 1920–1921 гг. в Советской России по бюджетам времени упоминал П.А. Сорокин в [32, с. VII].

1.4.3. Американский опыт

В просмотренной литературе я обнаружил два факта более ранних наблюдений за использованием времени. Оба связаны, хотя и в разной степени, с именем известного американского социолога, президента Американской социологической ассоциации в начале прошлого века Ф. Гиддингса, хотя и в разной степени. Л. Бызов [39] считает, что Ф. Гиддингс первым употребил термин «бюджет времени». Он использовал своих слушателей для ведения в качестве практических занятий «массовых наблюдений за поведением в течение ряда дней разных лиц». Цель такого наблюдения состояла в изучении «различных образов жизни и поведения в зависимости от принадлежности наблюдаемого субъекта к тому или иному социальному слою» [там же, с. 42]. Кстати, терминология здесь весьма близка к той, что используется в статье [47], хотя в ней речь идет о профессиональных группах, а здесь – о социальных. На Ф. Гиддингса ссылается И. Зузанек в своей фундаментальной книге, относя его опыт к концу XIX века [35, с. 2]. К сожалению, Л. Бызов не приводит конкретных источников, по которым можно было бы составить более полное представление об этом опыте. Упоминания об опыте Ф. Гиддингса в таком виде не удалось найти ни в фундаментальной книге с результатами первого международного обследования бюджетов времени [34], ни в специальном обзоре зарубежных обследований [31], ни в основательной монографии Чэпина [33], ни в работе П. Сорокина и К. Бергера, в которой дается обзор обследований использования времени, проведенных в США с начала прошлого века [32], ни в Международной энциклопедии по социальным наукам [37]. Возможно, была какая-то публикация Ф. Гиддингса на русском языке с описанием этого опыта. Но в довольно основательной библиографии [49] отмечена лишь одна работа Ф. Гиддингса «Основания социологии» (1898 г.), в которой нет ни слова о времени и тем более о бюджетах времени.

Наш поиск в этом направлении привел, видимо, к другому факту, тоже связанному с именем Ф. Гиддингса. В работе П. Сорокина и К. Бергера [32] в разделе, посвященном предшествующим попыткам изучения использования времени, повседневной деятельности, рассматривается исследование в штате Колумбия (США) использования свободного времени работающими мужчинами, проведенное Д. Бэвансом под руководством Ф. Гиддингса [38]. Авторы коротко описывают метод и инструментарий, использованный Д. Бэвансом, отмечая и их недостатки. Не имея авторского описания и конкретных форм бланков, использованных при опросе, трудно достаточно точно определить методику этого обследования. Представляется, ее суть состояла в том, что на листе, где слева были перечислены виды деятельности, а сверху – дни недели, регистратор со слов респондента должен был написать на пересечении столбцов и колонок среднее время, затрачиваемое на данный вид деятельности в данный день недели. Однако из приведенного в [32] описания не все понятно, а оригинала работы Д. Бэванса мы пока не имеем. По этому описанию у нас возникло несколько методических вопросов. Были ли точно определены даты (дни), по которым фиксировались затраты времени, или это были просто усредненные дни недели – понедельник, вторник и т.д.? Насколько полным и подробным был перечень видов деятельности на опросном листе? Каков мог быть хотя бы гипотетический остаток от суточного фонда времени, учитывая, что изучалось использование свободного времени? Судя по изложению Сорокина-Бергера, Д. Бэванс предложил нечто среднее между анкетным методом получения информации об использовании времени и методом представления временной структуры повседневной деятельности.

Д. Беванс считал, что он первым применил бюжетно-временной подход (time-budget approach). Он признавал недостатки своей методики и писал: «Было бы идеально и гораздо более ценно, если бы небольшая группа мужчин согласилась систематически вести точный учет часов…в течение одной недели» [38, p. 13; цитируется по 32, p. 21] , т.е. бюджетно-временной метод виделся ему в перспективе.

1.4.4. «Московская» попытка

В своей, ставшей почти легендарной статье [39] «первый советский комментатор исследований бюджетов времени» (по выражению И. Зузанека [35, с 2]) Л. Бызов упоминает о том, что «в 1921 г. небольшая московская группа социологов попыталась применить» прием Ф. Гиддингса. Однако эта попытка, по мнению Л. Бызова, оказалась «не вполне удачной», так как не удалось сформировать нужную по количеству и качеству группу «наблюдателей» и, соответственно, получить «массовые цифры». Но и эта попытка имела позитивные последствия после «нескольких докладов в разных научных организациях». В 1922 г. Отдел нормализации Наркомата рабоче-крестьянской инспекции «попытался сделать бюджет времени постоянным организационным средством» [39, с. 45]. Описывая этот опыт, Н. Вознесенский отмечает, что метод «длительного массового наблюдения за всеми участниками данной организации заимствован из социологии, где им пользуются для определения бытового поведения известной социальной группы населения», когда эта группа «в течение известного периода времени подвергается специальному наблюдению, долженствующему отразить все ее поведение. Наблюдение может производиться или самим наблюдателем над собою, или же лицом, посторонним наблюдаемому» [50, с. 203]. В Отделе нормализации его сотрудниками в июле–декабре 1922 г. проведено самонаблюдение за использованием рабочего времени и времени выполнения служебных дел за рамками официального рабочего дня. Данные наблюдения были обработаны, проанализированы и использованы для улучшения работы Отдела, его структуры и организации.

Отметим еще один важный фрагмент в статье Л. Бызова, который посвящен «большой и очень любопытной работе над собой одного товарища. Он в течение 8 лет вел постоянно записи затрачиваемого им на разные работы времени». Это позволило ему «относительно легко распределять свое время» [39, с. 42]. У меня почти нет сомнения что этим «одним товарищем» был А. Любищев. Факт этого упоминания очень важен. Он говорит о том, что индивидуальный опыт А.А. Любищева не оставался только с ним, а получил и публичную огласку. К сожалению, нам пока неизвестно, как это произошло и какие иные последствия имела эта огласка. Хотя у нас имеется еще одно предположение, что к первому обследованию бюджетов времени в Пермском университете в 1923 г. был причастен и А.А. Любищев, живший в это время в Перми.

1.4.5. Взаимная информированность, ссылки

В научном мире при публикациях считается правилом делать ссылки на предшественников, коллег, работающих в данной области, предложивших те или иные термины, методы и т.д.

Отметим наличие известных нам ссылок на упоминавшиеся факты в работах пионеров обследований бюджетов времени.

П.А. Сорокин в своей статье [47] не делает ссылок на какой-нибудь имеющийся опыт обследований бюджетов времени ни в России, ни за рубежом. Нет ссылки и на Ф. Гиддингса, хотя он неоднократно упоминает Ф. Гиддингса в «Системе социологии» в близком к нам обсуждаемому контексте. Он также не упоминает в [32] ни об одном обследовании бюджетов времени, проведенном в 20-е гг. в Советской России, но упоминает о начале своих работ в этой области в 1920–1921 гг., не приводя ссылок на публикации и не раскрывая, в чем это начало конкретно состояло. Но в этой работе относительно подробно описывается обследование Д.Бэванса.

Л. Бызов ссылается на опыт Ф. Гиддингса, хотя и без конкретных указаний источника, места и времени этого опыта. Он сообщает также о факте аналогичной попытки в Москве в 1921 г. Неясно, связана ли эта попытка и с программой П.А. Сорокина и имеется ли в виду обследование Д. Бэванса или это была какая-то другая работа при участии Ф. Гиддингса.

С.Г. Струмилин в своих статьях 1923–1924 гг., посвященных обследованиям бюджетов времени, не делает никаких ссылок на другие работы в этой области, включая П.А. Сорокина, Л. Бызова, Д. Беванса, Ф. Гиддингса.

Мы не пытаемся сейчас выяснять причины отсутствия ссылок в ситуациях, когда речь шла о приоритете и когда, предположительно, наличие связей было фактом. Это могли быть причины информационного, личного, цензурного, идеологического или иного характера. Вполне возможно, что именно по идеологической причине Л. Бызов и С. Струмилин в своих первых публикациях по бюджетам времени не ссылаются на программу П.А. Сорокина, высланного к моменту этих публикаций из страны. Возможно, что частично «идеологической» со стороны П.А. Сорокина, учитывая американское общественное мнение, было отсутствие упоминания им об обследованиях бюджетов времени в Советской России в 20-е гг. В этом случае П.А. Сорокин вряд ли не знал об этом факте, профессионально его затрагивающем, если он писал в 1924 г. Н. Шаповалу: «Я так много читаю и пишу о России…» [51, с. 221]. Эти слова могут, конечно, и не относиться к обсуждаемой нами теме. С другой стороны, он считал, что «после революции опубликовано много разных марксистских книг, откровенно идеологического характера. Все они малонаучны» [52, с. 142]. Хотя, судя по названным фамилиям и направлениям, П.А. Сорокин не относил к социологическим работы, написанные непосредственно по данным обследований бюджетов времени и другим проблемам условий и образа жизни. Возможно, и по причине их методической или содержательной, по его мнению, слабости.

1.5. Терминология

Пока мы предполагаем, что впервые в отечественной литературе термины «бюджет времени», «бюджет суток» были употреблены П.А. Сорокиным в его статье [47]. Хотя, возможно, что авторство принадлежит кому-то из представителей бюджетной статистики, получившей в России заметное развитие в первой четверти XX века. Эта статья примечательна и тем, что помимо первого, по нашему теперешнему мнению, употребления термина «бюджет времени», П.А. Сорокин использует его в двух основных современных смыслах. Во-первых, как метод получения количественной информации о повседневной деятельности, о затратах времени на те или иные виды деятельности, занятия, в том числе и «в сопровождении» показателей времени – «бюджет суток» с отметкой о «регулярности и нерегулярности» занятий. Во-вторых, как форму представления фактических данных об использовании фонда времени на основные занятия, или, наоборот, как совокупность занятий, измеренных временем – «бюджет времени».

Первое описанное пробное обследование использования времени как дополнение к обследованию бюджетов семей было проведено в декабре 1922 г. На отдельном бланке был поставлен вопрос «о распределении времени всех членов семьи рабочего возраста» [29, с. 271]. В статье, описывающей результаты этого опыта, употребляются термины «распорядок дня», «затраты времени». Термин «бюджет времени» употребляется только в названии статьи и в заключении: «наше обследование бюджетов времени русского рабочего носит пробный характер» [там же, с. 287], «ознакомление с фактическим бюджетом времени нашей рабочей семьи показывает, что перед нами наряду с проблемами организации государственного хозяйства в целом выдвигается целый ряд специальных проблем рационализации труда и отдыха в домашнем быту рабочего» [там же]. В более поздней статье «Бюджет времени русского крестьянина» [29, с. 236] термин «бюджет времени» еще взят в кавычки. То ли по причине того, что получался он не хронометражем, а путем опроса, то ли по причине еще не устоявшейся терминологии. Но здесь в таблицах уже не используется термин «распорядок дня», как это было в статье об использовании времени в семьях рабочих, а называется либо «будний день», либо «бюджет времени».

Выводы

Наш поиск не был всеохватным. Из-за ограниченных возможностей доступа к литературе мы смогли ознакомиться не со всеми даже известными нам источниками, имеющими отношение к рассматриваемому вопросу, не говоря уже о тех, которые пока совсем не известны автору.

Российский опыт бюджетных обследований рабочих и особенно крестьянских семей был главной предпосылкой, базой для первого в мире обследования бюджетов времени, проведенного органами государственной статистики, причем одновременно с учетом доходов и расходов. Судя по скупым описаниям методики и организации у Д. Беванса и С.Г. Струмилина, обследования проводились примерно одним и тем же методом. Составлялся список занятий и задавался вопрос о том, сколько времени респондент затратил на то или иное занятие в течение дня или даже месяца (на не ежедневные занятия). Вся проблема состояла, во-первых, в том, чтобы перечень занятий по возможности исчерпывал повседневные занятия. Во-вторых, чтобы сумма названных затрат времени была близка к величине фонда времени, но ее не превышала. Так как нехватку можно было отнести к неназванным занятиям, к «нераспределенному времени», а вот как быть с избытком?

Пока мы делаем предположение, что действительно и термин «бюджет времени», и первая попытка получения реального бюджета времени связаны с именем американского социолога Ф. Гиддингса. Возможен и такой вариант, что и П.А. Сорокин, и С.Г. Струмилин употребили этот термин самостоятельно, независимо друг от друга и от Ф. Гиддингса. Это – гипотеза. Нужно доказывать фактами как прямую связь, так и независимость ввода в оборот термина “бюджет времени”. Но все, что происходило в России в конце XIX – начале XX вв. в области исследований использования времени, принадлежит всему «темпорологическому» сообществу. Это – наше общее наследие и достояние.